Подякувати Студентському архіву довільною сумою
Admin
26.02.2023 12:38
Дякуємо, що користуєтесь нашим архівом!
ТРАКТАТ ПРО НЕБУТТЯ" А.Н.Чанишев
Інформація про навчальний заклад
ВУЗ:
Національний університет Львівська політехніка
Інститут:
Не вказано
Факультет:
Не вказано
Кафедра:
Кафедра філософії
Інформація про роботу
Рік:
2012
Тип роботи:
Індивідуальна робота
Предмет:
ОСА
Частина тексту файла (без зображень, графіків і формул):
МІНІСТЕРСТВО ОСВІТИ І НАУКИ, МОЛОДІ ТА СПОРТУ УКРАЇНИ
НАЦІОНАЛЬНИЙ УНІВЕРСИТЕТ «ЛЬВІВСЬКА ПОЛІТЕХНІКА»
Кафедра філософії
ІНДИВІДУАЛЬНА РОБОТА
з філософії
«ТРАКТАТ ПРО НЕБУТТЯ»
А.Н.Чанишев
ЛЬВІВ – 2012
А.Н.Чанышев
ТРАКТАТ О НЕБЫТИИ
Вопросы философии. №10, 1990
Смерть есть конец всего. После нее, повторяю, пропасть, вечное небытие; все сказано, все сделано (Ламетри. Система Эпикура)
Только она (смерть - авт.), т.е. мысль о ней, выносит в такую область мысли, где полная свобода и радость. (Л. Толстой. Письмо В. Стасову)
Будь осторожен в своих желаниях, чтоб вновь никогда не придти тебе к существованию. (Сутта-нипата, М; 1899, с. 152)
Ведь никогда не докажут, что то, чего нет, существует (Парменид)
Небытие окружает меня со всех сторон. Оно во мне. Оно преследует и настигает меня, оно хватает меня за горло, оно на миг отпускает меня, оно ждет, оно знает, что я его добыча, что мне никуда от него не уйти. Небытие невидимо, оно не дано непосредственно, оно всегда прячется за спину бытия. Небытие убивает, но убивает руками бытия. Неслышными шагами крадется оно за бытием и пожирает каждый миг, отставший от настоящего, каждое мгновение, становящееся прошлым. Небытие гонится за бытием по пятам. Последнее стремится вперед, не разбирая дороги, теша себя мечтой о прогрессе, но впереди находит только небытие. Все большие скорости, все более высокие темпы жизни, все более дальние перемещения в пространстве, – разве это не стремление бытия хотя бы на мгновение оторваться от небытия? Но всякий раз небытие одним прыжком настигает нас. Оно встречает нас у нашей цели; мы бежим от него, а оно, улыбаясь, идет нам навстречу. Бытие только тень небытия, его изнанка. Оно как сверкающая всеми цветами радуги пленка нефти на поверхности океана, океана небытия... Оно как волна, бегущая перед кораблем, кораблем небытия... Оно покоится в небытии как ребенок в чреве матери. Небытие повсюду и всегда: в дыхании, в пении соловья, в лепете ребенка... Оно – сама жизнь!
Моя философия есть упразднение всякой философии, то есть мировоззрения, которое всегда так или иначе подсовывает под небытие бытие, подчиняет первое последнему (конечно, лишь в воображении философа).
Историческая ошибка сознания состояла в выведении небытия из бытия. Собственно говоря, философия начинается с абсолютизации бытия, с измышления некоего вневременного, пребывающего начала, субстанциальной подкладки, если и изменяющейся, то лишь в своих внешних свойствах: вода Фалеса, апейрон Анаксимандра, воздух Анаксимена, огонь-логос Гераклита... Наконец, элеаты поставили точку над i, целиком и полностью отвергнув небытие, абсолютизировав и обожествив бытие. Пантеизм Ксенофана не случаен, он вполне в духе самой философии, ищущей абсолютное в вечное бытие. Атомисты, правда, восстановили небытие, но они поставили его в один ряд с бытием и свели к физической пустоте, т. е. как бы подменили субстанцию модусом. Платон придавил небытие могильной плитой вымышленного им вневременного мира. Аристотель надел на небытие маску потенциального. Христианская философия стала трактовать бытие как силу, творящую из небытия весь мир. Но не скрыто ли в идее творения из ничего признание первичности и абсолютности небытия? Редко-редко мы находим признание значения небытия. Согласно позднему буддизму дхармы не имеют действительного значения, а в действительности существует только пустота, тождественная с нирваной, которая (пустота) только иллюзорно выступает как мир в его многообразии. Попытку анализа категории небытия мы находим в философии Вайшешика. Там различали относительное небытие (сансарга-абхава) – отсутствие чего-либо в другом (S не есть в Р) и абсолютное небытие отличие одной вещи от другой (S не есть Р). Относительное небытие выступает как несуществование до возникновения (праг-абхава), несуществование после уничтожения (дхванса-абхава) и отсутствие связи между двумя вещами (атьянта-абхава). Философия нового времени не смогла воздать должного категории небытия. Даже Бергсон в противоречии с основами сноси философии понимал небытие как несостоявшееся бытие чего-либо, как некую абсолютизацию обманутого ожидания. Даже Ницше не смог вынести образа небытия (вспомните змею, заползшую в глотку спящему) и искал успокоения в идее вечного возвращения. Даже Сартр не смог понять небытие как онтологический принцип, приписав его только сознанию, бытию для себя. В течение двадцати пяти веков философы, взявшись за руки, водили хоровод вокруг небытия, стараясь заклясть его.
Не только философия, но и религия, искусство, наука – различные, до сих пор не осознанные, способы заклятия небытия. Человечество все еще прячет голову вод крылышко своей культуры, культуры бытия, неустанно восстанавливая мост над бурным потоком. На этот мост люди взгромоздили свои идолы, свои догмы и скрижали; на нем сидят, поджав ноги, Парменид и Спиноза, Гегель и Гуссерль. Не только страх перед небытием, но и трудности, связанные с его пониманием, заставляют человека творить культуру бытия. Но теперь, когда человечество повернулось лицом к космосу, когда люди стали всего лишь землянами, им открылись пространственно-временные интервалы, где почти ничего нет... Но не только перед собой, но и в повседневном, будничном мире открыли земляне силы, способные все превратить в небытие. Последнее уже не безобидная пустота Демокрита, а нечто, способное растворить в себе любое бытие... Вот почему теперь легче представить и понять небытие, вот почему возможна моя философия, философия небытия.
Не только страх перед небытием, но и трудности связанные с его пониманием, заставляют человека творить "культуру бытия". Но теперь, когда человечество повернулось лицом к космосу, когда люди стали всего лишь землянами, им открылись пространственно-временные интервалы, где почти ничего нет... Но не только перед собой, но и в повседневном будничном открыли земляне силы, способные все превратить в небытие. Последние уже не безобидная пустота Демокрита, а нечто способное растворить в себе небытие. Вот почему теперь легче и понять небытие. Вот почему возможна моя философия, "философия небытия".
Несуществующее существует. Что за вздор?! – воскликнет философствующий педант, – Где вы видели несуществующее существующим? О, жалкий филистер! А где ты видел существующее существующим?! Где ты видел вечное бытие? Только в своем метафизическом воображении. И то потому, что ты недостаточно резв и не можешь обернуться столь быстро, чтобы заметить за своей спиной небытие.
Что небытие существует, можно доказать многими способами:
доказательство от времени: существование настоящего предполагает существование прошлого и будущего, т. е. того, чего уже или еще нет. Это временный модус небытия;
доказательство от пространства: существование чего-либо в том или ином месте предполагает несуществование его в другом месте. Это пространственный модус небытия;
доказательство от движения: движущееся тело есть там, где его нет, и его нет там, где оно есть. Это мобильный модус небытия;
доказательство от возникновения нового: новое это то, чего не было в причинах и условиях, это новое породивших. Но где оно было, когда его не было? В небытии.
Это эмерджентный модус небытия;
доказательство от противоположностей: миры и антимиры, частицы и античастицы, положительные и отрицательные числа, вообще все противоположное погашает друг друга в небытии и возникает из него, как из нуля (система координат);
доказательство от различия: все сущее, всякое конкретное есть не столько то, что оно есть, сколько то, что оно не есть. А потому А, что оно не В, не С, не Д и т. д.;
доказательство от случайности: случайно то, что может быть, а может и не быть, следовательно, существование случайности предполагает существование небытия;
доказательство от субстанции: коль скоро существуют свойства акциденции, то должен быть и их носитель субстанция. Но она неуловима, и в вещи нет ничего, кроме совокупности свойств. Как только субстанция получает определенность, она превращается в свойство (ведь нет ни материи, ни духа, а есть материальное и духовное). Следовательно, субстанцией может быть только небытие. И т. д.
Впрочем, многие философы понимали, что небытие существует. Но и они думали, что небытие существует постольку, поскольку существует бытие. Я же утверждаю, что небытие не только существует, но что оно первично и абсолютно. Бытие же относительно и вторично по отношению к небытию.
Докажем, что небытие абсолютно, а бытие относительно. Для этого достаточно более внимательно взглянуть на вышеприведенные аргументы в пользу существования небытия.
Начну с конца:
небытие абсолютнее бытия в той же мере, в какой субстанция абсолютное своих состояний;
случайное абсолютно, а закономерное относительно, ибо ни один закон не может предусмотреть всех случаев. Вообще говоря, для случая нет закона. Закон есть только для случаев;
всякая данность в качестве для-себя-бытия конечна, а в качестве бытия-для-другого бесконечна, т. е. то, чем что-либо не является, бесконечно больше, чем то, чем что-либо является. Иначе А относительно, тогда как не В, не С, не Д... абсолютно и бесконечно;
небытие, в котором как в среднем погашаются все противоположности, абсолютное этих противоположностей. Вспомним хотя бы нулевую плотность во вселенной;
то, что есть, лишь малая часть того, что есть, что было и что будет;
движущееся тело находится в одной, конечной части пространства, и по находится в другой, бесконечной части пространства; любое тело существует в конечной части пространства и не существует в его бесконечной части;
все возникает на время, а погибает навечно. Возникновение и гибель неравномощны. Коль скоро время не феномен, а существенное свойство бытия, коль скоро все преходяще, то небытие абсолютно, а бытие относительно.
Учение об абсолютности небытия и относительности бытия не отрицает их единства. Я согласен с тем, что все сущее есть единство бытия и небытия. Но если у Гегеля небытие – только оборотная сторона бытия (что позволило ему вынести время за скобки), то у меня бытие – обратная сторона небытия, точнее, форма существования небытия.
Не существует абсолютного, вечного, тождественного бытия, бытие существует в качестве многообразия конкретных и преходящих ситуаций. Они неповторимы, ибо время необратимо.
Но, возразят мне, во всех превращениях что-то сохраняется. Муха усваивается стрекозой, а человек – чертополохом. Но человек не чертополох. Философия бытия делает упор на общности человека и чертополоха, философия небытия на их различии, а тем самым именно последняя является подлинно гуманистической философией.
В вопросе о существовании бытия и небытия сознание исторически проходит следующие ступени: наиболее очевидным кажется, что существовать может только существующее, т. е. только бытие существует. Но факт движения заставляет признать, что существуют и бытие, и небытие. Но если существует единство бытия и небытия, то тем самым существует и небытие, то есть существует несуществующее. Наконец, сознание понимает, что только небытие существует, чему и учит моя философия небытия.
Докажем теперь, что небытие первично. Понятие первичности и вторичности предполагает причинно-следственное отношение. Первичное – это первопричинное. Если мы под первопричиной будем понимать бытие вообще или же какое-либо его состояние, то возникает вопрос о причине первопричины. В ответ на этот вопрос одни тупо молчали, другие же, хитрые философы, говорили, что первопричина это самопричина, т. е. что она является причиной не только всего другого, но и самой себя. Но и эти философы смутно понимали, что бытие не может быть ни первопричиной, ни самопричиной. Отсюда хотя бы неуловимая, исчезающая, но, тем не менее, реальная субстанция Локка. Только небытие, говорю я, может быть и первопричиной, и самопричиной: ведь то, что не существует, не нуждается в причине для своего существования.
До сих пор мыслили по схемам:
1) А есть (нет), потому что В есть (нет) причинность.
2) А есть, потому что А есть – самопричинность.
Но просмотрели другой вариант:
3) А есть, потому что А нет.
То есть небытие существует, потому что небытие не существует. Это положение единственное в своем роде. Мы не спрашиваем здесь, почему существуют слоны и не существуют мамонты. Мы спрашиваем о причине небытия как такового.
Небытие как самопричина отрицает само себя. Небытие небытия есть бытие. Для этого порождения не нужно ничего, кроме небытия.
Поскольку небытие существует, не существуя, и не существует, существуя, оно есть время.
Временность – атрибут бытия. Но так как все возникает на время, а погибает навечно, то время есть гибель.
Будучи небытием, бытие неустойчиво. Выражением этой неустойчивости является становление, изменение, развитие, борьба противоположностей.
В основе всех противоречий лежит противоречие между бытием и небытием.
Развитие состоит в наращивании бытия, его интенсификации. Но чем интенсивнее бытие, тем оно хрупче, тем оно подверженней гибели. Мы ходим по тонкому льду над океаном небытия. Жизнь не может долго удержаться на вершине бытия. Отсюда сон и смерть.
Время порождает пространство. Последнее – это остановившееся время, последовательность, ставшая рядоположенностью. Если бы существовало мировое сознание, то пространство можно было бы назвать его памятью. В пространстве больше бытия, чем во времени: все части пространства сосуществуют. Поэтому в пространстве часто видят символ бытия. Но в пространстве достаточно небытия, чтобы служить и символом небытия (хаос Гесиода, пространство как небытие у Платона и Демокрита).
Единство времени и пространства, за которым скрывается единство бытия и небытия, неустойчиво. Выражением этой неустойчивости является движение.
В движении есть сторона, соответствующая небытию, и сторона, соответствующая бытию. Первое – это энергия, а второе – материя. В материи содержится столько энергии, сколько нужно, чтобы вернуть ее в небытие.
Бытие первично, сознание вторично, ибо в сознании больше бытия, чем в бессознательном бытии. Сознание – высший тип бытия. В нем бытие торжествует и терпит свое наибольшее поражение.
Основа сознания – память. Благодаря памяти возможны мышление, чувства, воля. Память ставит плотину перед потоком ощущений. Они начинают наслаиваться друг на друга. Так возникают представление и понятия. Воля это память, опрокинутая в будущее. Благодаря памяти создается и мир сущностей, мир безликих архетипов, спокойное царство законов, мир идей, где индивидуальное становится несущественным.
Благодаря памяти возникает само представление об абсолютном бытии, возникает идеал вечного бытия.
Но благодаря памяти же гибель оборачивается гибельностью. Там, где нет памяти, гибель чего-либо – есть и гибель его гибели. Благодаря же памяти факт гибели А не погибает вместе с гибелью А. Гибель превращается в гибельность.
Так возникает противоречие между идеалом и действительностью.
Выражением этого противоречия выступает страдание. Оно есть атрибут сознания.
Именно страдание заставляет сознание измысливать идеал бытия, останавливать время. Человек в мыслях убегает от небытия. Вся психика человека пронизана страхом перед небытием, а вся культура может быть расшифрована как порождение этого страха
Экзистенция, или человекобытие – бытие, осознающее свою неустойчивость, осознание конечным своей конечности, а тем самым и противостоящей ему бесконечности, кричащее противоречие между конечностью (в реальности) и бесконечностью (в сознании).
Из этого противоречия возникает религиозное сознание.
Любовь – это попытка зацепиться за чужое бытие, а тем самым сделать свое бытие более устойчивым. Любовь к Богу поэтому казаться самой нужной и самой сильной.
Из этого противоречия возникает и философское, метафизическое сознание, которое есть религиозное сознание минус любовь. Оно абсолютизирует бытие и упраздняет (на словах) небытие. Метафизическая память останавливает время, превращая последовательность в рядоположенность. Метафизическое мышление творит законы. Метафизическая воля порождает идею детерминизма и фатализма.
Понимание несоответствия метафизики сути вещей брезжит в диалектике; особенно в гегелевской диалектике. Но Гегель превратил небытие в изнанку бытия. Противоречие между системой и методом Гегеля это слабое выражение противоречия между бытием и небытием. Главным недостатком диалектики Гегеля является игнорирование времени. Даже Бергсон понял время как непрерывность тождественных состояний.
Сознание бытия – это религиозно-философское сознание. Столкнувшись с тем, что все преходяще, что оно само, мыслящее бесконечное, конечно, что нет ни Бога, ни бессмертия, что любовь и дружба преходящи, как и все остальное, оно впадает в ужас. В силу обманутого ожидания торжествует нигилизм, переходящий в цинизм. Охваченное ужасом сознание бытия готово убить и себя, и бытие.
Спасает трезвое, реальное сознание, сознание небытия. Оно понимает первичность и абсолютность небытия, а потому видит в разлуке, измене, смерти, торжестве бессмысленного времени, в иллюзорности прогресса – этой хитрой попытке сознания бытия приручить себе время – естественные и закономерные явления. Сознание небытия не трагично. Оно является подлинно диалектическим: диалектическое воображение соотносит всякое будущее событие с будущим состоянием конкретного субъекта, диалектическая память запоминает события в их последовательности, диалектическое сознание вообще понимает смерть, разлуку, измену, ложь, заблуждение как естественное и первичное. Оно же является и подлинно атеистическим сознанием.
Диалектическая воля – воля, действующая свободно при всей своей детерминированности, ибо она детерминирована небытием. Вероятно, что нет ничего недетерминированного, но, тем не менее, есть свобода. Свобода – это детерминированность небытием. Несмотря на очевидность своей несвободы, человек чувствует себя все же свободным. Эта иллюзия объясняется тем, что человек способен не быть.
Человек небытия мужественен. Его мужество это мужество быть, несмотря на ничто, а не только несмотря ни на что. Он понимает, что всякая ситуация преходяща, он видит ничтожество всякой ситуации на фоне просвечивающего сквозь нее небытия, он смело смотрит вперед без надежды и отчаяния. Он не раскаивается и не мстит, ибо настоящее бессильно перед прошлым. Нищий, ставший богачом, остается нищим в прошлом.
Человек небытия понимает, что действовать значит изменять своей свободе, ибо из многих моглобностей может реализоваться только одна, да и та лишь в качестве нетойности. Только философия небытия может обосновать философское отношение к жизни – атараксию и апатию, пребывание в ничтожестве, точнее говоря, возвращение в ничтожество и смирение.
Человек небытия понимает себя как небытие своего небытия, жизнь как небытие смерти, любовь как небытие ненависти, верность как небытие измены, истину как небытие лжи и заблуждения, свидание как небытие разлуки.
Человек небытия не консервативен. Понимая, что все преходящее, что всякое соответствие (всякое А есть Б) неустойчиво, он не будет стараться сохранить, что нельзя сохранить. Ведь только ужас перед небытием заставляет людей сохранять семьи, где уже нет любви, и т. п.
Сознание бытия – рабское сознание. Ведь еще Гегель показал, что господин тот, кто обладает сознанием небытия, кто не боится смерти, кто свою жизнь покупает ценою смерти.
Человек приходит из небытия и уходит в небытие, так ничего и не поняв.
ФИЛОСОФИЯ НЕБЫТИЯ: НОВЫЙ ПОДЪЕМ МЕТАФИЗИКИ ИЛИ СТАРЫЙ ТУПИК МЫШЛЕНИЯ?
Посвящается памяти Арсения Николаевича Чанышева
Н.С.Розов
Предисловие. Статья была написана в предположении, что автор «Трактата о небытии» А.Н.Чанышев живет и здравствует. Статья получилась полемической, критика — резкой, причем даже иногда с личными выпадами. Чтобы как-то развеять тяжелое дыхание небытия и развлечь читателя, я сделал текст ироничным и насмешливым. Разумеется, зная, что дискутирую с уже ушедшим коллегой, я выбрал бы иной тон.
Дальше — больше. Оказалось, что первоначальный вариант «Трактата» (без Резюме и нескольких позже добавленных эпиграфов) был давно опубликован в «Вопросах философии» (1990, №10), известен с подзаголовком «Бостонские тезисы» и уже «вошел в антологию русской философии» (как сообщено в некрологе). Не знаю, по каким причинам при публикации нового варианта через 15 лет в другом журнале не было сделано соответствующей ссылки. Так или иначе, текст моей статьи уже был готов, и я решил опубликовать в неизменном виде, добавив лишь предисловие и послесловие.
Для настоящего философа, каким, безусловно, был Арсений Николаевич, критические баталии, текстологические казусы и живые страсти вокруг оставленного наследия — лучшая посмертная награда.
Этот мир был проклят мною с детства
За несоответствие мечте
А.Н.Чанышев
Обилие современных философских текстов подобно ассортименту круглосуточного магазина или списку кандидатов в депутаты: выбор вроде бы большой, но товар либо лежалый, либо поддельный, либо второсортный, в общем, взгляд остановить не на чем. Поэтому появление действительно значительного текста со свежими и смелыми идеями — настоящий праздник для интеллектуала.
Небольшой «Трактат о небытии» А.Н.Чанышева[1] привлекает внимание предельностью заявленных тезисов, видимой солидностью логической аргументации, основанной на обширном историко-философском идейном арсенале, и экзистенциальной отвагой. Наконец-то читатель встречается не с пережевыванием общеизвестной классики или модных зарубежных авторитетов, а с попыткой сказать свое, новое, по-настоящему философское слово, более того — продолжающее славную традицию полного отрицания всей предшествующей философии как ошибочной. Кроме того, краткий «Трактат» А.Н.Чанышева, подобно знаменитому предшественнику — «Логико-философскому трактату» Л.Витгенштейна, вполне органично сочетает, казалось бы, несоединимое: строгую и сухую логическую аргументацию с эмоционально наполненными экзистенциальными пассажами.
Коротко о содержании «Трактата». А.Н.Чанышев выставляет на суд «философию небытия»: утверждает первичность небытия, доказывает всесторонний приоритет небытия над бытием (тогда как последнему и была посвящена вся предшествующая — «ошибочная» философия), заявляет этическое превосходство «мужества небытия» над «рабской философией бытия».
Значительный философский текст — это всегда перелом большего или меньшего масштаба в траекториях мировой мысли[2]. Будучи достаточно далек по своим интересам от высот метафизики с ее предельными категориями, в частности «бытия» и «небытия», я в то же время озабочен проблемами нынешнего состояния и перспектив философии в России и мире. После Сартра и Поппера, по моему глубокому убеждению, мировая философия вступила в кризисный (точнее сказать: «провальный») период своей истории, чему есть и причины, и объяснения.[3] Появление «Трактата о небытии» любопытно именно в этом контексте: либо это очередной перепев прежних отживших мотивов — рецидив недоубиенной «классики», или «модерна», либо периферийная тупиковая ветвь нигилизма, либо хитрая постмодернистская провокация. А может быть — первая ласточка бурной философской весны, нового могучего подъема метафизики?
Честное слово, у меня нет заранее готового ответа на этот вопрос. Чтобы приблизиться к нему, можно идти двумя основными путями.
Первый — интертекстуальный — предполагает представление широкого интеллектуального контекста, как историко-философского, так и современного, для появления «Трактата о небытии». В этом контекстуальном пространстве узловыми доменами стали бы идеи буддийской философии Нагарджуны, Асанги и др. о пустоте как всеобщем начале и высшей цели, индуистский чисто негативно определяемый Брахман, негативная абсолютизация Единого в «Пармениде» Платона, апофатическое богословие Псевдо-Дионисия, каббалистский «Эн-Соф» (Бог как абсолютно бескачественная беспредельность), богатая традиция европейской спекулятивной мистики (Экхарт, Беме, Силезиус и др.), парадоксальные синтезы Николая Кузанского, панскептицизм как начало философии Декарта и Беркли, взаимопревращение Я и не-Я у Фихте, диалектика бытия и небытия у Гегеля, отвержение бытия в нигилизме Ницше, меонизм Николая Минского, «фундаментальная метафизика» Бытия и Ничто Хайдеггера, учение о Сартра о свободе как сознании Ничто, негативная диалектика Адорно и т.д. Кроме явных узлов контекст составляют также десятки второстепенных концепций. Оставляем разработку этого пути историко-философским эрудитам.
В данной статье предпримем второй путь — интратекстуальный, который состоит в детальном анализе самих тезисов и аргументов «Трактата». (Разумеется, эти пути всегда имеют хотя бы неявные пересечения: контекст нельзя определить без анализа содержания самого текста, а любой анализ предполагает наличие мыслительных орудий, как правило, заимствованных или выкованных на основе изучения текстов из того же или более широкого контекстуального поля.)
Разберем логику аргументации и внутреннюю смысловую структур основных тезисов «Трактата о небытии», обобщим результаты и, сопоставив их с намеченными ранее перспективами выхода из философского кризиса,[4] постараемся ответить на поставленный выше вопрос о роли «философии небытия» в перспективе дальнейшего развития философского процесса.
«Трактат о небытии» имеет следующую формальную структуру: 45 пронумерованных пунктов основного текста и 26 пунктов резюме («предварительных тезисов к философии небытия»). Далее последовательно рассмотрим основные содержательные пункты основного текста (в той же нумерации), обращаясь по необходимости к релевантным положениям резюме.
Первый пассаж «Трактата» имеет ударный импрессивный характер, богат живыми образами, в которых уже отражены далее обсуждаемые характеристики небытия.
«1. Небытие окружает меня со всех сторон. Оно во мне. Оно преследует и настигает меня, оно хватает меня за горло, оно на миг отпускает меня, оно ждет, оно знает, что я его добыча, что мне никуда от него не уйти. Небытие невидимо, оно не дано непосредственно, оно всегда прячется за спину бытия. Небытие убивает, но убивает руками бытия. Неслышными шагами крадется оно за бытием и пожирает каждый миг, отставший от настоящего, каждое мгновение, становящееся прошлым […] Всякий раз небытие одним прыжком настигает нас. Оно встречает нас у нашей цели: мы бежим от него, а оно, улыбаясь, идет нам навстречу […] Небытие повсюду и всегда: в дыхании, в пении соловья, в лепете ребенка… Оно — сама жизнь!».
Рациональный аспект этих образов будет рассмотрен автором «Трактата» и мной далее. Здесь же, отмечая впечатляющий художественный успех ударного вводного пассажа, выделим его главную тему: ужас и страх перед «небытием» (неминуемой смертью?) перерабатываются в преклонение и восторг. Дальнейшее содержание «Трактата» вполне может быть понято как интеллектуализация — концептуальное, логическое развертывание и обоснование темы, образно заданной в первом импрессивном пассаже.
«2. Моя философия есть упразднение всякой философии, то есть мировоззрения, которое всегда, так или иначе, подсовывает под небытие бытие, подчиняет первое последнему (конечно, лишь в воображении философа).»
А.Н.Чанышев как видный специалист в истории философии, конечно же, хорошо знаком с давней и не умирающей традицией «отмены всей предшествующей философии» (Пиррон, Августин, Нагарджуна, Ал-Газали, Декарт, Бэкон, Спиноза, Гегель, Маркс, Ницше, Витгенштейн — это лишь видимая вершина айсберга). Известно также, что самые сильные аргументы в пользу «конца философии» нередко становились поворотными пунктами и ростками дальнейшего бурного развития философии. Сомнительно, чтобы здравомыслящий автор «Трактата» всерьез надеялся на то, что после публикации последнего философы прекратят свои штудии или в массовом порядке перейдут на позиции «философии небытия». Значит, лозунг «упразднения всей философии» носит сугубо полемический характер — это призыв к дискуссии. Призыв услышан. Отклик — перед Вами. Философия продолжается и, как подобает, лишь укрепляется от очередных заклинаний ее смерти.
«3. Историческая ошибка сознания состояла в выведении небытия из бытия».
Далее следует пунктирный обзор философских заблуждений относительно небытия, включающий сочувственное указание на буддийскую вайшешику, изучавшую типы небытия, разочарование концепциями Ницше и Сартра, не сумевшими воздать должное небытию. Итог:
«в течение двадцати пяти веков философы, взявшись за руки, водили хоровод вокруг небытия, стараясь заклясть его».
Аргументации в данном пункте нет. Используется хитроумный риторический прием смены центра внимания. Формула приема примерно такова: «Почти все философы занимались А (бытием), и почти никого не интересовало В (= не-А, небытие, интересующее автора «Трактата»). Построим-ка всех философов прошедших двадцати пяти веков в хоровод вокруг В, а их игнорирование В объявим заклинанием (попыткой избавиться, поставив в центр общего внимания)». Воздав должное эффективной риторике, пойдем далее.
«4. Не только философия, но и религия, искусство, наука — различные, до сих пор неосознанные, способы заклятия небытия. Человечество все еще прячет голову под крылышко своей культуры, культуры бытия, неустанно восстанавливая мост над бурным потоком. На этот мост люди взгромоздили свои идолы, свои догмы и скрижали, на нем сидят, поджав ноги, Парменид и Спиноза, Гегель и Гуссерль».
Здесь хоровод расширяется, включая все человечество с его культурой. Центр хоровода (небытие) превращается в бурный поток, а культура предстает как мост над этим потоком и как крылышко, укрывающее вечно инфантильное человечество от реальной стихии небытия. Четверка главных глашатаев всеобъемлющего, абсолютного и вечного бытия (недвижимое совершенное единое у Парменида, Бог Спинозы как единственная мировая субстанция, саморазвивающаяся Идея у Гегеля и универсум сознания у Гуссерля) весело осмеяна: все они, усевшись на свои жалкие догмы, поджимают ноги, страшась даже прикосновения небытия. Образы доходчивые и впечатляющие. Аргументации пока нет.
Указано на современный исторический сдвиг, облегчающий появление «философии небытия: знакомство с космосом («где почти ничего нет») и обнаружение «сил, способных все превратить в небытие» (вероятно, имеется в виду ядерное оружие и «ядерная зима»). Похоже, здесь реалист А.Н.Чанышев делает неявную уступку только что осмеянному идеалисту Гуссерлю. Исчезновение человечества будет означать исчезновение человеческого сознания, но вовсе не «всего», не бытия. Сама планета Земля, ее спутник Луна, Солнце, звезды и галактики останутся. В страхе автора перед исчезновением «всего» при исчезновении человека и познания видится как раз вполне инфантильный солипсизм (зажмурюсь — и отменю мир вокруг себя, меня не будет — и всего не будет).
«6. Небытие существует. Несуществующее существует».
Далее следует звонкая пощечина несогласному с этим тезисом «философствующему педанту» — «жалкому филистеру»:
«А где ты видел существующее существующим? Где ты видел вечное бытие? Только в своем метафизическом воображении. И то потому, что ты недостаточно резв и не можешь обернуться столь быстро, чтобы заметить за своей спиной небытие».
Славная атака, в которой явно звучат ноты громогласного ругателя Заратустры. Вспоминается пометка Черчилля на полях текста своей речи, которую он готовил для парламентского выступления: «здесь аргументация слабовата — усилить нажим голосом».
Вместе с тем, принципиальный тезис заявлен, и он заслуживает серьезного обсуждения. Действительно, существует ли небытие? Согласно С.С.Хоружему,[5] имеется две главных линии в истории представлений о ничто (небытии). Первую назовем субстанциалистской (Платон, неоплатонизм, пантеистическая мистика, системы Шеллинга, Гегеля, Хайдеггер и Сартр): здесь ничто, или небытие, имеет собственное онтологическое содержание. Вторая традиция, названная С.С.Хоружим формально-логической (Декарт, Бергсон, Ницше, добавим сюда также Рассела и Карнапа) трактует ничто (небытие) лишь как формальный результат логического отрицания сущего (бытия) и тем самым лишает его какой-либо онтологической субстанциональности.
Как видим, тезис А.Н.Чанышева «небытие существует» четко смыкает его концепцию с первой субстанциалистской традицией и приводит восемь доказательств существования небытия. Рассмотрим их последовательно.
«Доказательство от времени: существование настоящего предполагает существование прошлого и будущего, т.е. того, чего уже или еще нет. Это временной модус небытия».
Рассмотрим вначале прошлое. Предлагается такое рассуждение: прошлое существует, но прошлого уже нет, следовательно, существует то, чего нет, иными словами, существует небытие. Аргументация хитрая, но скрывает изъян. Существование прошлого означает вовсе не то, оно существует сейчас, а то, что оно существовало ранее. Причем, это существование широко и разнообразно представлено в настоящем в форме всевозможных следов и следствий, которые изучаются многими естественными и историческими науками (от астрономии, геологии, гляциологии и эволюционной биологии до археологии, исторической демографии, исторической социологии, истории литературы и истории философии). Что же изучают все эти науки: бытие или небытие? Смело можно утверждать, что внимание фиксируется на том, что было, т.е. на бытии, но в модусе прошлого. Таким образом, временной модус имеет именно бытие, а вовсе не небытие. А.Н.Чанышев вводит свое небытие в метафизику примерно так же, как Гоголь вводит Нос, Достоевский — Двойника, а Евгений Шварц — Тень в свои художественные произведения. Тень-Двойник ловко встает на место оригинала, присваивает его облик, имущество, положение, женщин и саму жизнь.
Сложнее обстоит дело с будущим. Обычно нельзя с полной уверенностью утверждать, что именно такое будущее произойдет (будет существовать), поскольку реальное будущее может оказаться иным. Зато даже минимально реалистический взгляд не может не признать, что какое-то будущее известных в настоящем и прошлом частей бытия (а это, прежде всего, небесные тела, горы, моря и океаны на планете Земля) будет иметь место, даже в случае трагической гибели человечества и даже жизни на планете. Иными словами, бытие также безусловно будет продолжаться в будущем. Субстанциональность небытия аргументом «от времени» доказать не удалось.
«Доказательство от пространства: существование чего-либо в том или ином месте предполагает несуществование его в другом месте. Это пространственный модус небытия».
Здесь даже попытки аргументации нет, поскольку тезис весьма слаб. Почему собственно «предполагает»? Есть многообразные способы определения местоположения и границ распространения разного рода объектов (в том числе, популяций и сложных систем) в пространстве. Если такого рода утверждение о локализации объекта эмпирически обосновано (допустим, ареал распространения такого-то биологического вида — такой-то), то оно никак не предполагает необходимости перечислять все те места, где данный вид не имеет распространения (что просто-напросто невозможно, даже в рамках поверхности планеты). Более того, в самом «доказательстве от пространства» явственно видно, что небытие наделяется «пространственным модусом» только на основании того, что где-то что-то существует, иными словами, имеет определенную пространственную характеристику. Еще раз подтверждается догадка о том, что чанышевское небытие — это всего лишь метафизическая аватара шварцевской Тени, незаконно присваивающей все атрибуты оригинала — бытия.
«Доказательство от движения: движущееся тело есть там, где его нет, и его нет там, где оно есть. Это мобильный модус небытия».
Во времена Парменида и Зенона такая аргументация была свежей и впечатляющей. Уже Аристотель внес достаточную ясность в вопрос, а после Галилея и Ньютона (не будем даже касаться Эйнштейна) как-то и обсуждать всерьез такие вещи неудобно. «Быть где-то» не означает «покоиться в одной точке». Покой вообще редок и относителен. Для элементов бытия характерно движение и изменение, но от этого они не перестают существовать. Вновь небытию незаконно приписывается модус, украденный у бытия.
«Доказательство от возникновения нового: новое — это то, чего не было в причинах и условиях, это новое породивших. Но где оно было, когда его не было? В небытии. Это эмерджентный модус бытия».
Вместо доказательства нам опять преподносится софизм, причем не первой свежести. Верно, что самого нового объекта или качества в целостности новых характеристик не содержалось в причинах и условиях (иначе, оно не было бы новым — возникшим). Но любое новое существовало своими частями, аспектами, предпосылками в породивших его условиях и причинах. Чтобы опровергнуть этот тезис, нужно либо предъявить случай возникновения чего-либо из ничего (ссылки на «священные тексты» не принимаются), либо доказать, что в условиях и причинах не было ничего от возникшего нового (что следовало бы квалифицировать как чудо, однако, реалистский пафос «Трактата о небытии» ни Бога, ни чуда не признает).
Где же было новое во всей его целостности до его возникновения? Простой ответ — его как такового вообще не было. Метафизически затуманивающий ответ: если не было в бытии, значит, было в небытии. Небытие оказывается подобным буддийской «сокровищнице сознания», полной семян всех возможных идей и вещей, либо же платоновскому миру вечных эйдосов, среди которых, разумеется, всегда существовали эйдосы всего того, что в видимом мире возникает впервые.
Спор о том, наполнено ли небытие всем тем, что когда-либо возникнет, бесперспективен: у нас просто нет доступа, даже умозрительного, не говоря уже об опытном, к этой сфере. Против таких метафизических и теологических фантазмов есть только одно старое, но надежное и проверенное оружие — бритва Оккама: не умножай сущности сверх необходимости. Худо-бедно справляемся с пониманием и объяснением возникновения нового в естественных и даже в социальных науках, никак не привлекая идею о наполненном всем ждущим возникновения новым в небытии. Значит и не следует об этом говорить. «Доказательство от возникновения нового» остается столь же неубедительным, сколько и предыдущие.
«Доказательство от противоположностей: миры и антимиры, частицы и античастицы, положительные и отрицательные числа, вообще все противоположное погашает друг друга в небытии и возникает из него, как из нуля (система координат)».
Перед нами — чисто поэтическое, в рациональном отношении совершенно безответственное и лишенное даже попытки аргументировать, обобщение. Обсуждать нечего.
«Доказательство от различия: все сущее, всякое конкретное есть не столько то, что оно есть, сколько то, что оно не есть. А потому А, что оно не В, не С, не Д и т.д.».
Здесь воспроизводится старинный ход мысли, который в свое время ярко выразил буддийский философ Дигнага. Слово «корова» только обозначает те объекты, которые не являются не-некоровой[6]. Поскольку, указывая на «белое», человек не может показать, что знаком со всеми примерами белого, то все, что ему доступно — отграничить данное белое от небелого. Все понятия и суждения построены только на отрицании. Отсюда Дигнага делает вывод об иллюзорности, изначальной ложности всего вербального мышления.
Ход рассуждения остроумный, но ошибочный. В реальности (за пределами языковых игр в метафизике) почти никогда нет надобности определять какое-либо А («корову» или «белое» или что-либо еще) через то, чем оно не является. Это бессмысленно или же попросту невозможно, как невозможно определить локализацию вещи в пространстве, перечислив все места, где она не находится. Понятия определяются либо остенсивно указанием на пример, либо через сходство с образцом, либо через квалификацию характеристик объектов и их значений, либо иными позитивными способами, указывающими на существующие признаки.
Действительно, при проведении границ между объектами или группами объектов бывает значимо отрицание (по эту сторону тот же вид или тип, а по другую — уже другой), но оно играет сугубо техническую роль для различения объектов, имеющих всегда позитивные характеристики существования. Корову иногда требуется отличать от быка, от теленка, от буйвола, от коровы другой породы, но это вовсе не означает, что она сама является всего лишь отрицанием «не-коров».
Само различие, любое различие может быть установлено только в сущем как части мира, как проявлении бытия. Пресловутое «доказательств...
08.02.2013 14:02-
Ділись своїми роботами та отримуй миттєві бонуси!
0%
Оголошення від адміністратора